Ночи кровавого железа - Страница 2

Рохля сильнее растянул губы в ухмылке, обнажив ряд непривлекательного вида испорченных зубов, чередующихся с пустыми отверстиями. Вот ему бы как раз обратиться в веру Морли и возродиться вегетарианцем.

Плоскомордый сказал:

– Ты лакомый кусок.

– Должно быть. Притом для всех. Слыхал. что учудил Дин?

Дин – это дедок, который у нас с партнером ведет хозяйство. Ему под семьдесят. Из него вышла бы отличная жена.

Пока мы разговаривали, приятель Тарпа все набивал и набивал свою чертову трубку; никогда я не видел такой огромной трубки. Углубление величиной с ковш. Рохля притащил от стойки латунное ведро с углем. Уник медными щипцами взял уголек и поднес к трубке. И тут же выдохнул такие клубы дыма, которые могли бы нас всех подбросить к потолку.

– Музыканты, – пробормотал Плоскомордый, как будто нашел причину всех зол в мире. – Я не слышал, Гаррет. Что сделал Дин? Привел тебе еще одну кошку?

У Дина страсть собирать приблудных животных. Мне пришлось занять твердую позицию, чтобы не оказаться по уши в кошачьей шерсти.

– Хуже. Он говорит, что переедет ко мне. Как будто у меня нет права голоса. И ведет себя так, точно жертвует собой.

Плоскомордый усмехнулся:

– Займет твою свободную комнату. Негде будет припрятать лишнюю милашку. Бедный Гаррет. Придется довольствоваться одной. Ворчи не ворчи.

– Я не страдаю от избытка. С тех пор как Тинни и Уингер столкнулись у меня на крыльце, я довольствуюсь ничем.

Рохля расхохотался. Варвар.

Тарп спросил:

– А Майя?

– Не видел ее полгода. Наверно, уехала из города. Теперь я живу с Элеонорой.

Элеонора – это картина на стене у меня в кабинете. Девчонка мне нравится, но возможности у нее ограниченные.

Все полагали, что у меня очень веселая жизнь, все, кроме дружка Тарпа. Этот приятель уже не слышал никого, кроме себя. Он начал напевать с закрытым ртом. Я решил, что музыкант из него неважный. Он все время фальшивил.

Рохля перестал ржать и сказал:

– Уверен, ты замышляешь какую-то штуку. Не такую, как обычно, но все равно придется выручать тебя из беды.

– Черт возьми, я просто хотел уйти из дома. Дин доводит меня до белого каления, а Покойник не смыкает глаз – ждет, когда Слави Дуралейник что-нибудь натворит, и боится пропустить новости. Я столько терпел эту парочку, другой и половины не выдержал бы.

– Да, тяжела твоя жизнь, – съязвил Плоскомордый. – От всей души сочувствую. Знаешь что? Давай поменяемся. Я займу твою квартиру, а ты мою. Билли возьмешь в придачу.

Билли его теперешняя пассия, маленькая блондинка, но жару в ней, что в дюжине рыжих.

– Это надо понимать как разочарование?

– Нет. Это надо понимать как положение вещей.

– Все равно спасибо. Может, в другой раз. – Плоскомордый живет в доме без лифта, в однокомнатной квартирке, где едва умещается самая необходимая мебель. Я тоже ютился в такой конуре, пока не преуспел настолько, что купил дом, который мы с Покойником и занимаем.

Плоскомордый откинулся на спинку стула, засунув большие пальцы за пояс, самодовольно улыбнулся и кивнул. Еще раз кивнул и еще раз улыбнулся. Ухмылка Плоскомордого – просто чудесное зрелище. Она держится на его безобразной физиономии так долго, что Корона может объявить эту улыбку национальным достоянием. Плоскомордый считает себя чистокровным человеком, но его рост и наружность наводят на мысль, что в его родне затесался тролль или великан

– Ты не готов к сделке, Гаррет; не скажу, что я тебе сильно сочувствую.

– Я мог бы пойти в какую-нибудь занюханную пивнушку и утопить горе в спиртных напитках, плачась в жилетку участливым незнакомцам, но нет, я пришел сюда…

– Меня это устраивает, – ввернул Рохля, услышав про спиртные напитки. – Смотри только, чтобы мы тебя здесь не ободрали как липку.

Я никогда не причислял его к своим друзьям. Он просто работал у моего приятеля Морли, да и дружеские чувства Морли ко мне весьма сомнительны.

– Ты лишаешь радости Домик Радости, Рохля.

– Брось, Гаррет. Пока ты не вошел, жизнь тут била ключом.

Дружок Плоскомордого Уник уже не издавал ни звука, но продолжал усмехаться и пыхтеть, как вулкан. Дыма вокруг него хватило, чтобы я сам готов был начать мурлыкать. Я потерял нить разговора и задумался, почему это заведение называется Домиком Радости, слишком экзотическая вывеска для места встреч вегетарианцев.

Уник вдруг вскочил как ошпаренный. Он будто плыл по воздуху к двери, пятки едва касались пола. Я никогда не видел, чтобы кто-нибудь курил такой крепкий табак. Я спросил Тарпа:

– Где ты его подцепил?

– У Ника? Это он меня подцепил. Он и еще несколько ребят хотят организовать музыкантов.

– Все ясно.

Я понял, почему их заинтересовал Плоскомордый. Тарп зарабатывает на жизнь тем, что убеждает людей. Его методы включают и применение физического воздействия.

Два или три Морли спускались по лестнице со второго этажа, глядя, как музыкант выскакивает за дверь. Морли знал, что я пришел. Рохля сообщил ему об этом по ведущей наверх в контору переговорной трубке. Дым застилал глаза, но казалось, что Дотс не в духе.

Морли – полукровка, частью человек, частью темный эльф. Но наследственность эльфов возобладала. Он небольшого роста, складный и такой смазливый, что просто срам. И творит он сплошной срам, стоит только зазеваться чьей-нибудь жене. Морли отрастил усики щеточкой. Черные волосы гладко зачесал назад. Разрядился в пух и прах, хотя таким, как он, идет любая одежда. Он медленно приближался к нам, обнажив в улыбке множество острых зубов.

– Что здесь у вас происходит? Плоскомордый предложил грубое объяснение. Морли не обратил на него внимания: