Ночи кровавого железа - Страница 25


К оглавлению

25

Рохля что-то промычал в переговорную трубку, а затем взмахнул рукой, показывая, что я могу подняться на второй этаж. Очевидно, у Морли не было гостей.

Я взобрался по лестнице, подкрался на цыпочках к двери Морли и, прежде чем постучать, прислушался. Ни звука. Обычно за дверью начиналась беготня, как будто чья-то жена искала, куда спрятаться. Сейчас я услышал только голос Морли, приглашающий меня войти.

Я открыл дверь. Что-то скользнуло в воздухе перед моим носом. Морли сидел за письменным столом, откинувшись назад и задрав ноги, и метал дротики. Я не узнал разрисованное лицо, которое служило ему мишенью.

– Ты что, хочешь наслать на кого-то порчу?

– Нет. Я нашел все это в лавке старьевщика. Вышитое на бархате лицо напоминает мне мужа моей сестры. – Вжик. Шмяк. Опять в глаз.

– Что случилось?

– Гостей нет?

– На улице слишком мокро. Пока погода не наладится, гостей ждать нечего. – Вжик.

Шмяк. Прямо в кончик носа. – Хочешь собрать дротики?

– Ты сегодня такой энергичный.

– Да. Раз уж ты бегаешь вместо меня, не видел, этот зануда Уник внизу? Мне лень спускаться.

– Он там сидит. По-моему, без сознания. Дым довольно густой.

Морли схватил переговорную трубку:

– Рохля, вышвырни отсюда этого зануду Уника. Но не оставляй там, где его переедут колеса. – Морли положил трубку и посмотрел на меня. – Надеюсь, он получит воспаление легких.

– У тебя неприятности с этим человеком?

– Да. Он мне не нравится.

– Ну так не впускай его сюда.

– Его деньги так же хороши, как и твои. Может, даже лучше. Он тратит их здесь. – Морли не удалось меня разозлить, и он спросил: – Что с тобой? У тебя такой вид, будто ты ждешь не дождешься поскорей облегчить душу.

– Я знаю, откуда карета.

– Карета? Какая карета?

– Та, что стояла на улице, и куда пытались затащить дочку Чодо. Я нашел мастера, который сделал эту карету. Он сказал мне, где ее найти.

Я объяснил. Морли вздохнул и спустил ноги на пол.

– Как это на тебя похоже! Вот я тут сижу и наслаждаюсь жизнью, а ты приходишь и все портишь.

Он встал, открыл стенной шкаф, достал плащ и модную шляпу, которая, должно быть, стоила ему десятка переломанных.

– Что ты делаешь?

– Пошли проверим.

– Что?

– Насколько я понимаю, это поможет нам увидеть Чодо. Оружие при тебе?

– Кое-что при мне.

– Хоть чему-то ты научился, а?

– Надеюсь! Какие трудности с Чодо? Я думал, ты сидишь крепко. Это я у него в черном списке.

– Не знаю. Я послал ему записку, что мне нужно с ним поговорить. По важному делу. Ответа я не получил. Раньше такого не было. Потом мне окольным путем намекнули, что обо мне не хотят слышать, и если я не дурак, то больше не стану никого беспокоить.

– Странно.

Это не укладывалось у меня в голове. Морли – крупный независимый предприниматель. Чодо должен был его выслушать.

– С тех пор как вы с Уингер там побывали, все очень странно. И становится все страннее. Мы спускались по лестнице. Я сказал:

– Вы помешались на усах. В чем тут дело?

– А что?

– Они везде. Тебе они идут. Стручку тоже пойдут, если он сумеет их отрастить. Но на роже Рохли они выглядят, как гнездо гадкой хищной птицы.

– Он за ними не ухаживает.

Морли метнулся к прилавку и сказал несколько слов Рохле. Я заметил отсутствие Уника и мокрые плечи Рохли. Но дух Уника оставался с нами. Дым стоял такой, что хоть топор вешай.

17

Когда идет дождь и дует ветер, в Танфере становится темно. Уличные фонари отказываются светить. Впрочем, они и стоят лишь на Холме и в Веселом уголке, а воры и хулиганы, опасаясь гнева наших повелителей, как светских, так и из преступного мира, уходят искать удачу в другие части города. В ту ночь на Холме было темнее, чем в душе священника. Мне это не понравилось. Я предпочитаю видеть приближающуюся беду.

Морли был возбужден, как ребенок, который собирается напакостить. Я спросил:

– Что ты об этом думаешь?

Я беспокойно озирался вокруг. Мы беспрепятственно приближались к дому леди Гамильтон, и от этого я встревожился еще больше.

Я не верю в удачу. Я верю в умножающиеся неудачи, в несчастья, которые затаились и накапливаются, а потом посыплются на голову одно за другим.

– Перелезем через стену и посмотрим, там ли карета.

– Ты мог бы давать уроки по применению тактических новинок Слави Дуралейнику.

Мне было не по душе его предложение. Нас могли арестовать. Нас могли ранить. Нам могли нанести непоправимый вред. Частные охранники на Холме гораздо более несдержанны, чем караульные, оплачиваемые государством.

– Не сходи с ума, Гаррет. Ничего не случится.

– То же самое ты говорил, когда обманом уговорил меня помочь доставить Большому Боссу того вампира.

– В тот раз ты не знал, что делаешь. Ну да. Как будто теперь я знаю, что делаю!

– С твоим оптимизмом долго не проживешь.

– Оптимизм – следствие правильной жизни.

– Оптимизм – следствие лошадиного корма, который превращает тебя в мула.

– Тебе бы тоже неплохо поесть лошадиного корма, Гаррет. Мясо наполнено соками животных, которые умерли в страхе. Поэтому ты становишься таким робким.

– Да. признаться, никогда не слышал, чтобы капуста испытывала страх.

– Вот они идут. Путь свободен. Вот идет кто? Мы слоняемся и мокнем под дождем, потому что он кого-то увидел? Почему он мне об этом не сказал? Ночью он видит лучше меня. Это одно из преимуществ, которое дает ему кровь эльфов. Она определяет и главный недостаток Морли: он уверен в собственном бессмертии. Это неправда, что эльфы бессмертны. Они просто думают, что это так. Только стрела, пронзившая сердце, может их в этом разубедить.

25