– После вас, – как только исчез хвост, произнес Шустер.
– Что?
Окошко было слишком маленькое. Оно не предназначалось для человека. Какие-то небольшие существа пробили его, чтобы залезть и обчистить помещение. Или уж не знаю для чего.
– Вы сказали, что вы герой, которого она знает.
– Дьявол!
И я сам на это напросился.
Я шлепнулся на живот и всунул ноги в окно. Шип стал тянуть, Шустер толкать. Я протиснулся внутрь, коснулся ногами пола, встал, споткнулся о валяющийся кирпич и пробормотал:
– Где они?
– Вон там, откуда идет свет, – прошептал Шип. Понять его было трудно. Крысиный народец всегда говорит шепотом. Горло у них не приспособлено для человеческой речи. – Вы нас прикроете, пока мы втащим побольше людей.
Шип всю жизнь провел рядом с людьми. Он не прятался от общества, он довольствовался скромным существованием и брал лишь то, что не нужно было никому другому. Я начал его уважать.
Я вытащил дубинку и пошел на свет, сочащийся из щелей в двери. Мне показалось странным, что Уинчелл и Рипли не напали на нас или не бросились бежать. Готовится великое побоище, – подумал я.
Вдруг за мной появились трое полицейских, и Шустер проговорил:
– Второй выход перекрыт. Приступайте, Гаррет!
Я набрал в легкие побольше воздуха и долбанул дверь. Кинулся на нее со всей силой и подумал: сейчас разобью плечо.
Дверь подалась. Я и не знал, какой я сильный. Что твой Плоскомордый Тарп. Высадил дверь.
Сделав два нетвердых шага, я упал на кучу битого кирпича.
Элвис Уинчелл и Прайс Рипли тяжело храпели на подстилках из мешков и тряпья. Вероятно, нести проклятие очень утомительно. Только у Конфетки глаза были открыты. Она заметила мое появление, но диких воплей радости не последовало.
Черт, она не поняла, почему мы пришли. Она решила, что мы дружки Уинчелла и его сообщника. Я с трудом поднялся на ноги:
– Мы спасатели.
Тут Уинчелл и Рипли начали приходить в себя. Прежде чем бедный Рипли успел открыть глаза, Шустер стукнул его по башке, легко обойдя груду кирпича. Он двигался почти грациозно.
Шип не вполне успешно стремился уложить Уинчелла обратно спать. Уинчелл уклонялся от его ударов, пытаясь метать из глаз зеленые искры. Кажется, он еще не очень хорошо умел это делать.
Боже, вид у него был ужасный. С тех пор, как он помогал брать негодяя, которого выдал Сити Сумасброд, Уинчелл постарел лет на пятнадцать. Рипли тоже выглядел плохо, но не так, как Уинчелл.
– Спасатели? Правда? Вы больше похожи на бродячих циркачей.
Шип и двое полицейских ловили Уинчелла. Уинчелл не желал быть пойманным. Шустер и еще один полицейский запихивали Рипли в огромный мешок.
У другого входа в подвал появился Туп, он старательно избегал опасности. Я окликнул его:
– Эй, капитан! Ее не надо освобождать. Она уже сама справилась. Конфетка сказала:
– Вы тот парень, который околачивался у
Гулляра.
Я перерезал веревки, стягивающие ее щиколотки. Красивые щиколотки. Раньше я не замечал, какие они красивые. А выше них все было еще красивее, прямо с ума сойти.
– Гаррет?
– Да. Верный странствующий рыцарь. Неизменно отвергаемый и оскорбляемый за желание предупредить людей, которым угрожает опасность.
– Убери руки, парень. Я о тебе наслышана. Рипли теперь выводили на улицу, но Уинчелл не сдавался, хотя Шустер и Шип уже накинули ему на голову мешок и скрутили руки. Рипли и Уинчелл были не в полицейской форме. Жалованье позволяло им одеваться, как состоятельным горожанам. Поэтому я с некоторым удивлением увидел, что Уинчелл повязал вместо пояса толстую веревку.
– Я о себе тоже наслышан. Иногда в этих рассказах я себя не узнаю. Что ты слышала? Очевидно, что я не подарок.
Шипу, Шустеру и их команде удалось повалить Уинчелла и натянуть на него мешок. Шустер старался завязать его потуже.
– Что ты подарок врагу. Ты помнишь некую Розу Тейт?
Шустер наподдал ногой по прыгающему мешку.
– Это лучше, чем клетка на колесах, – ни к кому непосредственно не обращаясь, сказал Шустер.
– А-а, снова милая Роза, – проговорил я. – Да. Позволь мне рассказать тебе о ней. Это правдивая история, и если ты знаешь Розу, то поверишь мне, а если нет, назовешь все это сказкой.
Времени было достаточно. Ребята прекрасно управлялись без меня. Чтобы заручиться вниманием слушательницы до конца рассказа, я вдруг совсем разучился развязывать и разрезать веревки. Шустер и все остальные поволокли Уинчелла к двери. Уинчелл все время корчился в мешке и ругался. Кроме него, в мешке были еще пленники. Зеленые бабочки летали и по всему подвалу, их очень смущал свет единственной свечи. Мне снова стало интересно, какое отношение ко всему этому делу имеют бабочки, может, вообще никакого. Может, это просто защитная реакция, как вонючие выделения у скунса.
В помещении остались только мы с Конфеткой, и ее, казалось, вовсе не огорчало, что я так неторопливо рассказываю о Розе Тейт. По ходу дела я стал искать ножи, которые мы видели в доме леди Гамильтон. Но мне было любопытно, откуда Конфетка знает Розу. Завершив повествование, я спросил:
– Как ты познакомилась с Розой?
– Тебе же известно обо мне все! Я знаю, ты обо мне расспрашивал. Мне сказал Гулляр.
– Я просто пытался уберечь тебя от встречи с тем типом, которого только что отсюда выволокли. Он любит кромсать на кусочки богатых девушек.
– Это я уже поняла. Наверное, я должна тебя поблагодарить за то, что ты не дал ему сожрать мою печенку.
– Поблагодари, это будет замечательно. Наконец я нашел ножи под кучей тряпья, которая служила Уинчеллу постелью. Я не хотел к ним притрагиваться, хотя считал, что, пока Уинчелл жив, от них не может быть вреда.